СЕКС НА СВЯТКИ

На носу - череда новогодних праздников: хороший повод оттянуться в полный рост. Впрочем, на Руси так оно отродясь и велось. Однако в старые времена рождественские, новогодние и святочные празднества были куда забавнее нынешних тривиальных попоек...

Считалось, что нечистая сила в святки особенно активна. Но русский человек всегда был на короткой ноге с бесами. Поэтому предки наши охотно рядились в рогатые хари и затевали такое, что нам и во сне не снилось. В 1551 Стоглавый собор метал по этому поводу громы и молнии: "О навечерии рожьства Христова сходятся мужие, жены и девицы на бесчинный говор и на бесовские песни, и на плясание, и на скакание, и на богомерзкие дела, и то бывает отрокам осквернение, а девам растление".

По словам исследователя С. Максимова, святочные игрища представляли собой "остаток варварства, поражающий стороннего наблюдателя своим цинизмом" (С. Максимов "Нечистая, неведомая и крестная сила"). Однако святочная эротика не была для русского человека самоцелью: святки и следующий за ними мясоед традиционно считались наилучшей порой для сватовства и свадеб. "Весь комплекс эротических игр представлял для девушек серию испытаний. Пройдя через них, каждая участница должна была обрести (или доказать) свою сексуальную зрелость, готовность к взрослой жизни" - писал фольклорист М. Лурье (М. Лурье "Эротические игры ряженых").

Самой невинной была, пожалуй, игра в восход солнца. Суть ее: некто показывал собравшимся в избе с печки голую задницу. И что же, скажите на милость, могло твориться в лучах такого вот светила? А вот что...

Любили в святки позабавиться карикатурными похоронами. На лавку клали "мертвеца" и накрывали его простыней. "Мертвец" зажимал между ног пест (как не вспомнить частушку, где у покойника "стоит до подоконника"), а девки обязаны были целовать усопшего "в шишку". Затем следовало комическое отпевание: "Помер Максим, ну и ... с ним, положили в гроб, мать его ..., крышкой закрывали, ... забивали" и т.д.

Была популярна и эротическая пародия на суд. Судья, сидя на лавке с какой-нибудь книжкой в руках (для пущей важности), допрашивал парней и девок: "Этот к тебе ходил? Живое мясо в портках носил?" Ежели девка отпиралась, - получала плетей по филейным частям. После оглашался приговор, например: "Сто раз поцеловаться, один раз ..."

Еще одна распространенная игра - в "хулинки". Парень брал под руку девку и объявлял остальным участникам игры: "Жениться хочу!" Ему отвечали: "Девка хорошая, да одна хулинка на ней есть". Набор "хулинок" был куда как обширен: "Сидела на тыну, давала петуну", "За чашку круп засадили по пуп", "За копейку меди ... волки и медведи" и проч.

А вот и покруче: "межи наводить". Ряженого мужика клали на спину с закрытым лицом и вынимали у него из порток член, изображавший межевой столб. Присутствующим девкам объявляли, что "межа" упала, и те обязаны были ее поставить. Игра того же свойства - в "квасника": девки "цедили квас", держась за причиндалы мужика-участника. А святочный "сапожник" обещал девкам шить сапоги и, снимая мерку, так и норовил задрать им подол - на всеобщее обозрение.

Еще одним серьезным испытанием для девок была игра под названием "лес клеймить", когда ряженые ощупывали их, дабы удостовериться в их невинности и делили участниц, как бревна, на "хорошие" и "дуплянки".

В старину живали деды веселей своих внучат - это точно. Впрочем, святочное ряженье считалось серьезным грехом (оно и понятно), искупить который можно было лишь окунувшись в освященную крещенскую прорубь. Ну да не согрешишь - не покаешься...

«Сердцеед»