ГДЕ, КУПАЛА, НОЧЕВАЛА?

Лето в разгаре. И потому "Сердцеед", верный своим традициям, намерен нынче сказать несколько теплых слов о летних забавах наших предков. Благо, есть классный повод...

Все летние эротические обряды восточных славян так или иначе привязаны к дню Ивана Купалы, празднику летнего солнцестояния, который русичи отмечали 24 июня по старому стилю. Вообще, купальская ночь считалась на редкость чудесной: и домашняя животина этак невзначай принималась разговаривать по-людски, и папоротник расцветал - а нашедшему цветок гарантированно открывались клады... Ну а на долю тех, кто не желал подслушивать скотские разговоры в хлеву и рыскать по лесу в поисках легкой наживы, выпадало, пожалуй, самое любопытное - поучаствовать в самом натуральном буйстве плоти.

В 1505 году игумен Елеазарова монастыря во Пскове Панфил с ужасом констатировал: "Егда бо приидеть самыи празник Рожесто Предотечево, тогда во святую ночь мало не весь град возметется, и в селах возбесятся всякими неподобными играми сотонинскими; ту же есть мужем и отроком великое падение, ту же есть женское и девичье шетание блудное, тако же есть женам мужатым осквернение и девам растлениа". Во как!

Русская купальская обрядность позволяла наибольшую свободу в общении полов, в особенности - среди молодежи. О чем и пели на Смоленщине: "Где, Купала/ Ночь ночевала?" - "Под осинкою/ С Максимкою,/ Под орешкою/ С Терешкою". Или на Новгородчине: "Хоть бороздушка узенька, уляжемся,/ Хоть и ночушка маленька, понабаемся". Однако про секс не только пели. Этнограф М. Дикарев отмечал, что на Черниговщине жених не мог ревновать невесту к другим парням за грехи купальской ночи: девка могла общаться с кем захочет, "и причем весьма вольно".

С кем захочет? Вот именно! В русском купальском фольклоре есть сюжеты о сексе со стариком, инцесте и даже о скотоложестве. Но самой популярной темой была дефлорация: "Ах ты Ванька, ах ты пес, широку рану разнес,/ Сарахваном не закрыешь, дярюгою не заткнешь,/ Девяти аршин бревно - тоя попярек лягло..." Почему так? Ночь на Ивана Купалу была звездным часом для для бесприданниц и дурнушек, - словом для всех, кто засиделся в девках. И коли уж радости семейной жизни обходили эту публику стороной, то барышни получали шанс раз в году оттянуться в полный рост со всеми вытекающими. Во-первых, старая дева имела право увести из хоровода любого, кто ей приглянулся, независимо от семейного положения. Во-вторых, будущее ее чадушко, зачатое в эту ночь, гарантированно было избавлено от позора - традиция выше морали.

Забота о чадородии пронизывала всю купальскую обрядность. В песнях осуждали неженатых и чествовали молодоженов, подбрасывали в чужие избы куколок, символизировавших потомство. К традиционному костру запрещали приходить вдовцам, а те, кто шел, - непременно делали это попарно (муж и жена, жених и невеста). Обычай перепрыгивать через костер попарно был своего рода гаданием: коли это удавалось, то должно было способствовать удачному браку.

Этнограф Т. Агапкина пишет: "Что касается специально купальской обрядности, то в ней эротический элемент органично вплетался в общую вседозволенность праздничного времени, когда люди, природа и потусторонние силы как бы объединялись в своем стремлении нарушить принятые нормы, воплотить невозможное и реализовать несбыточное" (Т. Агапкина "Эротический аспект троицко-купальской обрядности"). А мы что, не хотим того же самого? Видимо, хотим. Во всяком разе, несколько лет назад в Подмосковье тамошние нудисты пытались возродить веселое языческое непотребство купальской ночи...

«Сердцеед»