Уже написан «Вертер» (кем-то). Уже, как выяснилось позже, снята «Эммануэль» (где-то). Уже сдана первая сессия (как-то). Уже скоро семнадцать, и лучшие друзья уже (!), а мы все еще не муж, мы в мальчиках, и она без особого восторга относится к любой попытке исправить эту явную аномалию...
Ё-мое, а остальное, как говорится, наше - в конце 70-х в студенческой общаге, памятник ей не
рукотворный. Общага была последним оплотом вольности в стране всех и вся победившего социализма. Крамольный треп без оглядки на комсомольское бюро, пьянство - вразрез с политикой партии и секс - не взирая на моральный кодекс строителя коммунизма.
Популярный анекдот тех лет:
- Сколько денег понадобится, чтобы переделать общагу в публичный дом?
- Две копейки, чтобы позвонить и сказать: «Переходим на легальное положение».
Не менее популярна была аббревиатура ЦПХ (надо ли расшифровывать?).
Половина ныне дееспособного населения провела лучшие годы жизни на панцирных сетках казенных коек, в атмосфере дружбы и полного взаимопонимания с соседями по комнате. Соседи, как правило, не только не препятствовали, но всячески способствовали любому проявлению светлого чувства. Следуя девизу: «Сегодня ты, а завтра я», они могли, как максимум, отправиться в кино, предоставив жилище в полное ваше распоряжение на полтора часа. Как минимум, соседи достигали высот артистизма, изображая уснувших мертвецким сном патологических импотентов, которым начхать на ритмичный скрип вашей кровати. Или, в зависимости от ситуации, нескольких кроватей одновременно.
Впрочем, возраст и темперамент делали пригодной для любви любую общежитскую территорию, от подоконника в коридоре до общей кухни. И не было, наверное, общаги, где на чердаке не стояла бы кровать с очень несвежим пятнистым матрацем - это, конечно, на случай крайнего безысхода в смысле места.
Любопытно, что в эпоху повального братства народов в маленьких, но гордых национальных автономиях, особенно на юге России, именно русские студентки были наиболее доступны. Русская - значит, б... - исходя из этого, отказ расценивался как оскорбление мужского и человеческого достоинства претендента и карался словом и делом.
Впрочем, те отказы были большущей редкостью: девичья честь в России стоила очень дешево.
Сексуализация студенчества имела полный и окончательный характер, как победа социализма Невинное дитя, только из-под маминого крылышка, побывав на абитуре, таковым уже не являлось. К завершению первого курса оно приобретало богатый теоретический опыт, к концу второго имело некоторые практические навыки, а по завершению третьего, успев пресытиться всем на свете, начинало всерьез верить в моногамию и жаждало романтической любви. С другой стороны, эпоха застоя породила фантастически инфантильную породу женщин, несчастных дурочек, вечно ожидающих своего Голубого (не путать с геями) Принца.
Впрочем, изменилось ли что-нибудь за 20 лет, кроме контингента тех общаг?
Семен МУЛЯРЧИК,
«Сердцеед»