Секс нашей юности

 

STUPID LOVE STORY

 

Я из числа молодых да ранних. К семнадцати годам я был законченным сексуальным монстром, готовым поиметь все, что попадало в поле зрения. Но и на старуху бывает поруха. Моя первая любовь устроила мне крутой облом и отчалила к другим берегам, оставив меня считать черепки. Чем я и занимался около полугода.

Все это время я провел в полуобморочном со­стоянии, будучи либо пьян, либо с бодуна, сдал на автопилоте свою первую институтскую сессию и свалился, подкошенный суровым гонконгским гриппом. Импортная хворь меня отрез­вила. Парень, сказал я себе, давай разберемся: клин клином вы­шибают. Вооруженный этой избитой, но бесспорной исти­ной, я вернулся в стены alma mater Там я залез двум-трем однокурсницам под по­дол, мимоходом растлил одну из них, но нашел их невыносимо скучными и остановился в недоумении.

Копь скоро состоялось впору явиться и героине. Натали училась на тре­тьем курсе. Невысокая, но отменно сложенная, она стучала каблучками в факультетских коридорах, а я умильно пялился ей вслед. Несколько встреч на посиделках прошли вполне по-дружески. После она отбыла на практику, я же с головой ушел в нежную переписку самого, что ни на есть романтического свойства. К моменту ее возвращения оба мы дозрели до отношений. Что и не замедлило быть.

Незадолго до нашего романа новая моя пассия невзначай рассталась с невинностью и маялась по этому поводу какой-то мазохистской гордостью. "Я падший ангел!" - заявляла она с пафосом. Я, подыгрывая ей, отвечал что-то не менее помпез­ное, думая про себя: слава Богу, возни меньше. Тем не менее, мой падший ангел дал себя уломать лишь через долгих полтора месяца. Стоит ли говорить, что выдержать этот срок может лишь влюбленный? Или тот, кто воображает, что влюблен. Хотя это, пожалуй, одно и то же.

...Я целовал ее закрытые глаза, маленькую твер­дую грудь и, надо думать, был похож на кота, обожравшегося сметаны. Но недолго музыка играла, недолго фраер танцевал. Проблемы начались тот-час же. Натали, застегивая лифчик, объявила: «Больше у нас ничего не будет до самой свадьбы!». Вот ни хрена, подумал я, это почему же? И о какой свадьбе речь? Она, однако, намеревалась следовать урокам нравственной мамы - хоть и с некото­рым опозданием, но неукоснительно. Идиотизм, но мне часами приходилось ее домогаться. Усту­пив, она с новой силой принималась каяться. Воз­вращаясь домой, я сквозь зубы материл на чем свет стоит ее, себя и коммунистическую мораль. Назавтра все повторялось: слаб человек.

Гаже всего было то, что милая моя оказалась безнадежно фригидна. Я готов был сутками во­зиться с ней, пытаясь высечь искру, из коей возго­рится пламя. Ни фига подобного. Возможно, я по молодости лет зря игнорировал суворовский прин­цип "не числом, а умением". Но, скорее всего, для нее это был еще один способ слушаться маму.

Вне постели Натали чаще всего сожалела об ут­раченной невинности: - «Как я могла лечь на грязные простыни с первым встречным!». Когда я про­сил ее сменить плас­тинку, она к месту и не к месту ци­тировала мод­ную Ахматову или пыталась воспитывать меня: "Если не бросишь курить, ты ко мне и пальцем не при­коснешься!" Что делать, бросил.

...Она отправилась домой на летние каникулы, и я проводил ее с чувством облег­чения: уж слишком сложными оказались перипе­тии нашего романа. В этом я еще раз убедился, навестив кое-кого из прежних подружек - с ними все было проще пареной репы. А на хрена попу гармонь, спросил я себя. И вскоре после ее воз­вращения я придрался к какой-то мелочи и ушел. Вернее, убег мелкой рысью к ближайшему табач­ному киоску. Милые вы мои, думал я дымя сигаре­той, на что же я вас променял?

Вскоре Натали вышла замуж. Ее медицинская мама сделала дочери шикарный свадебный подарок: справку о хирургической дефлорации.

Александр КУЗЬМЕНКОВ,

«Сердцеед»