РУССКИЙ ЭРОС: ТРИ ВЕКА

Во время Великого поста "Сердцеед" по традиции обращается к отечественной истории. Но не к самым постным и благостным ее моментам...

Русский эрос родился в XVIII столетии. А до того момента сексуальная культура России была сугубо репрессивной. "Только содрав кожу, возможно пробудить чувственность в московите", - справедливо заметил французский философ Монтескье. Однако государь Петр I Алексеевич учинил самую натуральную культурную революцию. А любые революционные преобразования влекут за собой взрыв сексуальности в обществе - это аксиома.

Импортировав чувственность из Европы вместе с кофием и табаком, предки наши сделали открытие a la Данте: любовь движет солнце и светила. Не говоря уже о вещах обыденных. И секс, получив право на существование, завоевал все сферы человеческой жизни. Галантный либертинаж, завезенный из Франции, проник повсюду.

Скажем, политика XVIII века делалась большей частью в постелях. Ну разве стал бы Петр I рубить окно в Европу, кабы не была его фавориткой немка Анна Монс? А затеяла бы государственный переворот Екатерина II, не попади ей на глаза ей симпатичный гвардеец Григорий Орлов? Если бы не секс, отечественная история пошла бы иным путем.

А об искусстве и литературе и вовсе говорить не приходится. Уж там-то чувственность прописалась основательно. Когда государыня Екатерина Алексеевна пожаловала графу Орлову Гатчинский дворец, отвязанный фаворит тут же велел расписать его стены фривольными фресками. А мебель графу изготовили и вовсе скабрезную: с ножками в виде фаллосов (теперь она хранится в Эрмитаже).

Российские литераторы, как один, бросились осваивать незнакомую им любовную тему. И, надо сказать, преуспели на этом поприще. Тредиаковский живописал женскую измену, не стесняясь в выражениях: "Я хотел там убиться, известно вам буди; А неверна ему, как мне, открыла все груди!" Сумароков отважился на драматический сонет об абортированном младенце: "Любовь, сразивши честь, создать тебя велела, А честь, сразив любовь, велела умертвить". А Барков - и поныне классик отечественного срамословия.

И нравы в обществе царили соответственные. Фонвизин оставил нам образчик тогдашней светской беседы: "Ты уморил меня! Он живет три года с женою и по сю пору ее любит! С чужою женою и помахаться не смеет - еще и за грех ставит! Это никак не может быть: три года иметь в голове своей вздор!"

Вот что удивительно: все тогдашние постельные перемены не коснулись семьи. Впрочем, брак освящался церковью, стало быть, секс и любовь не были для него обязательным условием. Но с этим мирились. Мемуарист А. Болотов сетовал, что не имел от молодой супруги "ласк и приветливостей", но вместе с тем считал, что должен быть "женитьбою своею довольным и благодарить Бога".

Государство пыталось надзирать за половой жизнью россиян - но довольно-таки вяло. В 1706 году Петр I ввел смертную казнь за гоосексуализм - но лишь для солдат, а не для гражданского населения. Да и то, после счел нужным заменить сожжение телесными наказаниями. Петр II, Елизавета Петровна, Екатерина II и Павел I пытались бороться с проституцией, "дабы все таковые мерзости были испровергнуты". Но делали это тоже спустя рукава. Так, после указа Павла I в Москве было арестовано всего-навсего 139 "непотребных женщин". В разное время было написано несколько указов, запрещающих печатать непристойные лубочные картинки. Вот, пожалуй, и весь список тогдашних репрессивных мер. В общем, сексуальная революция имела все шансы продолжиться. Но XIX век судил иначе...

***

К началу XIX века Россия подошла, будучи сексуально искушенной страной. В 1802 году Карамзин зафиксировал появление в языке слова "влюбенность" - деталь говорит сама за себя. Однако такова уж наша манера: начали за здравие, а кончили за упокой.

В 10-е годы XIX столетия русские импортировали из Европы философию и искусство романтизма. Модная новинка чуть не угробила отечественную эротику. Ибо романтизм формировал особую поведенческую культуру, задачей которой было поднять чуственность "до обнаружения Бога", как выразился немецкий философ Шляйермахер. Сексуальность в первой половине позапрошлого века стала уделом маргиналов. Любой намек на чувственность срочно объявляли непристойностью. Странное дело, но даже похабник Пушкин признавал: "Стихотворения, коих цель горячить воображение любострастными описаниями, унижают поэзию".

Однако куда было деваться дворянским недорослям, воспитанным на стихах Баркова? Общество срочно принялось формировать двойной стандарт: эротика существовала лишь в качестве экспоната частной коллекции, для общего же пользования предназначалась асексуальность. Чему свидетельством - вся тогдашняя руская культура. Пушкинская "Гавриилиада" расходилась в списках, а визитной карточкой поэта признан был "Евгений Онегин". Лермонтова долго не хотели считать серьезным литератором за его непристойные юнкерские поэмы. В общем, тогда понятие "романтика" имела совершенно иное значение, нежели теперь...

Ужесточилась и ответственность за половые преступления. В уголовном законодательстве 1832 года мужеложство каралось лишением всех прав состояния и ссылкой в Сибирь на пять лет. За совращение малолетних полагалась 10-летняя (как минимум) каторга. Да что там секс! - само упоминание о нем было наказуемо. Полежаева за его поэму "Сашка" отдали в солдаты - факт красноречивый...

Дальше - больше. В 1840-е годы на сцену вышли разночинцы. Поповичи, воспитанные в духовных семинариях, нарушая социальные табу, не смогли преодолеть сексуальных. Эротики они боялись, как черт ладана, считая ее делом недостойным. Чернышевский, описывая "особенного человека" Рахметова, так сформулировал закон полового поведения разночинца: "Я не прикасаюсь к женщине - а натура была кипучая". Все прочее, утверждали они, от лукавого. Что и проповедовали духовные отцы русской демократии. Белинский походя наехал на Бокаччо за "Декамерон", а романы Поля де Кока признал "гадкими и подлыми". Писарев осуждал Гейне "за легкое воззрение на женщин". Ибо все силы надобно было отдать борьбе за освобождение "страдающего брата" - до баб ли тут?

Кое-кто пытался проповедовать более здравый взгляд на вещи. Огарев, например, писал: "Поэзия гражданских стремлений и похабщина связаны больше, чем кажется. В сущности, они ветви одного дерева". Но то был глас вопиющего в пустыне. Каждый легкий намек на эротику попадал под двойной прессинг: его гнобили и консервативные цензоры, и продвинутые демократы. Пошлостью была объявлена лирика Фета, Полонского и Случевского, не говоря уже о чем-то большем.

В результате каждый мало-мальски заметный человек эпохи существовал в двух ипостасях. Официальный Николай I был борцом за чистоту нравов, неофициальный - имел гарем из столичных красавиц. Официальный Пушкин сочинял возвышенные мадригалы дамам, неофициальный - изменял жене и плодил внебрачных детей. Официальный Некрасов скорбел о горькой крестьянской доле, неофициальный - шлялся по борделям, сочинял скабрезные стихи и уводил чужих жен. Официальный Шумахер писал политические сатиры, неофициальный - похабщину. Официальный Достоевский рассуждал о судьбах России, неофициальный - тратил большую часть своего бюджета на проституток и мечтал изнасиловать девочку...

Ясное дело, долго так не протянешь. У любого котла должен должен быть клапан. А если его нет, взрыв становится неизбежен. Он грянул в начале ХХ века.

***

Древние говорили: "Tempora mutantur et nos mutamur in illis" - "Времена меняются, а вместе с ними и мы". ХХ век Россия встретила с новыми властителями дум...

Изучив "Метафизику половой любви" Шопенгауэра, отечественные философы заварили изрядную кашу. Бердяев, к примеру, провозгласил: "Половой вопрос - самый важный в жизни. Половой вопрос есть вопрос о жизни и смерти". Люди искусства, утомленные социальной тематикой, не замедлили откликнуться. Серебряный век русской культуры стал золотым веком русской эротики. В литературе тему разрабатывали Брюсов, Бальмонт, Кузмин, Зиновьева-Аннибал, в живописи - Кустодиев, Врубель, Серов... Общество отреагировало адекватно. "Все припадали ко всему острому, раздирающему внутренности. Девушки скрывали свою невинность, супруги - верность. Люди придумывали себе пороки и извращения, чтобы не прослыть пресными", - вспоминал Алексей Толстой.

Год 1917 уничтожил последние запреты. Ленин предрек: "В области половых отношений близится революция, созвучная пролетарской". И не ошибся. Такого Россия еще никогда не видела: декрет "Об отмене брака", движение "Долой стыд", парады голых пролетариев с Радеком во главе, групповые браки среди студентов и т.д. Ильич был разочарован и, поморщившись, сказал, что все происходящее напоминает ему добропорядочный буржуазный дом терпимости. Впрочем, эпитет "буржуазный" тут вряд ли применим. Половой беспредел был возможен лишь между социально близкими. Идеолог секс-реформ, фрейдист Залкинд приравнял секс с классово чуждым элементом к скотоложеству. Тогдашний закон был либерален к основному инстинкту, как никогда. В первом издании Большой Советской Энциклопедии говорится: "Советское законодательство не знает так называемых преступлений против нравственности".

Однако Сталин, великий государственник быстро понял: секс - сфера никому не подконтрольная, стало быть, надо свести его к минимуму. Уже в 1927 году СССР подписал Женевскую конвенцию о нераспространении порнографии. Фрейдисты попали в опалу, а к началу 30-х годов сексологии в стране вообще не стало. В 1934 ЦИК СССР установил уголовную ответственность за гомосексуализм. Про "Долой стыд" вспоминали со стыдом. Правда, двойной стандарт и тут сработал: рядовому гражданину запрещалось то, что было позволено партработнику. Так, при аресте Ягоды у него изъяли коллекцию эротической графики, а половые хулиганства Берии вошли в историю.

Коммунисты, по большому счету, добились своего: к 1985 году русский мужик тратил на бритье 26 минут в неделю, а на секс - в 10 раз меньше. Количество фригидных женщин в СССР составляло 30%, тогда как в Европе их было 7-8%. Каково?

А дальше горбачевская перестройка обрушила на страну шквал эротики. На экраны вышли "Маленькая Вера" и "Интердевочка", в газетных киосках появились "СПИД-инфо" и "Мистер Х". Но, как и всегда, мы запрягли лошадь позади телеги. "Ни власть, ни народ, ни интеллигенция не были к этому готовы", - заметил сексолог Игорь Кон. Дефицит презервативов (Баковская фабрика была на ремонте) дал 4 000 000 абортов ежегодно. А сексуальная либерализация на фоне резкого обнищания привела к неслыханному росту проституции. Если в 1987 году в СССР было 26 000 путанок, то к началу 90-х в одной лишь Москве их количество перевалило за 20 000.

Ельцин, как сумел, продолжил начатое Горбачевым. В середине 90-х из УК РСФСР изъяли статью 121-ю ("Мужеложство") и внесли поправки в статью 134-ю, разрешив половую жизнь с 14 лет вместо 16. Летом 1992 Россия заняла среди бывших республик СССР второе место по чтению эротической литературы. А к 1996 году в одной только Москве оборот сексуальной продукции и интим-услуг составил $5 000 000 в месяц. Однако практически сразу же начался резкий откат. В 1997 был принят в первом чтении законопроект "Об ограничении оборота продукции, услуг и зрелищных мероприятий сексуального характера". В 1998 чуть было не приняли закон "О биоэтике", ограничивающий производство абортов и импорт контрацептивов. К лету 2002 года парламентарии наши привели в прежний вид статью 134-ю УК (ужесточив при этом ее санкцию) и чуть было не вернули в уголовное законодательство ответственность за гомосексуализм...

"В этой стране хирургические операции делаются топором", - сказал писатель Виктор Серж, и был прав. Долго ли нам шарахаться от вседозволенности к запрету? Одному Богу ведомо...

«Сердцеед»