СОЛДАТ НЕ ВЕРНУЛСЯ ИЗ НАРЯДА

 

- Зачем вам это нужно? - откровенно спрашивали ее военные, намекая на бесперспективность этой тяжбы.

- У меня растут еще два сына, - ответила мать. - Известно, что, если один из детей погиб при исполнении обязанностей воинской службы, то братья могут быть освобождены от призыва в армию. И я хочу, получить такое право - в армию я их не отдам.

- Но они же еще маленькие, пока вырастут до призывного возраста, ситуация может в стране поменяться, служить, например, будут только контрактники, - убеждали ее военные.

- Я не знаю, как там будет дальше, но я хочу защитить свою семью. Если командиры в мирное время не сумели сберечь моего сына, то я должна дать гарантии его братьям, что они будут иметь освобождение от воинской службы.

Николай Корнышев вырос в семье, где отец пьянствовал. Это драма многих русских семей и на бытовом уровне большой бедой это никто не считает. Николай закончил училище, получил рабочую профессию, немного поработал слесарем. А когда получил повестку на службу в армию, то не искал лазеек, чтобы «закосить». Говоря откровенно, служить не хотелось, но гражданский долг исполнять надо исполнять. В части новобранцу не повезло, он попал в молотиловку неуставных отношений и ничего лучшего не придумал, как убежать из части. И добежал аж до Братска.

Семья, убедившись, что уголовного преследования со стороны военных не будет, уговорила Николая вернуться в часть. Казазалось, что в армии многое меняется - это чувствовалось уже по тому, что к беглецу отнеслись с пониманием, и хоть встретили не с распростертыми объятиями, но догадались перевести в другую часть. Письма оттуда хорошие, сын нес службу и не жаловался. В семье успокоились. Тем более время летело быстро - осталось служить полгода. Николай был, уже не рядовым солдатом, а ефрейтором. Не высок чин, но и такое продвижение по службе говорило, что все идет нормаль­но. И последнее письмо Николай отправил из части в день гибели. Сколько раз его читали в семье, в комитете солдатских матерей, юристы - даже задним числом в нем не найти намека, который, бы мог послужить сиг­налом к той, трагедии, что раз­вернулась поздним вечером 15 сентября 1997 года. Это был праздник - День танкиста и каждый по мере своих возможностей стремился его отметить. Николай нес в этот день наряд по солдатской столовой. Сослуживцы наказали ему доста­вить в казарму праздничный пи­рог. Около 23 часов, когда де­журство закончилось, Николай нес пирог в казарму. На выходе из столовой он столк­нулся с подполковником Радкевичем, заместителем командира танковой части по тылу. У Николая от этой встречи все внутри застыло - будет взбучка. Как разбирался подполковник Радкевич с рядовым соста­вом за нарушение устава, Николай уже однажды на себе испытал. Месяц тому назад начальник по тылу застал солдата куря­щим в неположенном месте, он выхватил сигарету и потушил ее о солдата. Правда, по версии офицера, он просто бросил го­рящую сигарету в подчиненного, но сослу­живцы признавали, что подполковник поту­шил сигарету о грудь Николая. По случаю праздника подполковник был подвыпившим. Нам сложно с точностью восстановить кар­тину «разбирательства» офицера с ефрейто­ром, поскольку в разговоре употреблялась ненормативная лексика, поэтому будем при­держиваться литературного варианта описа­ния событий.

- В столовую кругом марш! - скомандовал офицер.

На подкашивающихся ногах Нико­лай Корнышев вернулся назад.

- Для кого несешь пирог?!

- Для себя! - с трудом выдавил ефрейтор.

- А три ложки зачем? - наседал подпол­ковник. - Сейчас ты нам и продемонстриру­ешь, как будешь жрать тремя ложками.

Николай Корнышев оцепенел. Но под­полковник настаивал, чтобы ефрейтор пря­мо здесь ел пирог тремя ложками. Одну предложил вставить, себе между пальцами ног и таким образом ужинать. Солдат дро­жал, не смея возражать Радкевичу.

- Придется доложить командиру батальо­на, и он уж с тобой разберется по полной программе! - отчитывал солдата подполковник.

- Прошу вас, не надо этого делать, взмолился солдат.

- Тогда скажи, кому нес пирог, - потре­бовал Радкевич.

Для читающих материалы дела и эту статью останется, вероятно, за­гадкой, как этот рядовой для армии инцидент мог подтолкнуть солдата на самоубийство. Нелепость какая-то. Сколько раз каждый из нас ока­зывался в подобных ситуациях, и ничего, живы и здоровы. Но мы не можем рассуждать и принимать решения за другого. Для Николая Корнышева эта ситуация оказалась без­выходной. Он боялся командира, но еще больше он боялся сослуживцев по казарме, и, судя по психологи­ческим тестам, которые проводились в части до смерти Корнышева, чувство загнанности и неутихающего страха жило в нем. Проведенная посмертно психиатрическая экспер­тиза признавала, что накануне са­моубийства Николай Корнышев на­ходился в состоянии острой психи­ческой напряженности, без четкого осознания путей выхода из сложив­шейся ситуации. Специалисты признавали, что по личностным свойствам Корнышев не был склонен к самоубийству, но унижаю­щее честь и достоинство солдата поведение командира сработало в его душе как взрыв­ное устройство. Оглушенный подполковни­ком Радкевичем солдат в казарму не при­шел. В полночь его нашли висящим на ремне. Спасти Николая уже было нельзя. И было возбуждено уголовное дело. Сле­дователь более или менее точно разобрался в деталях трагического события празд­ничного дня, но ничьей вины не признал. Действия подполковника Радкевича были признаны «неумышленными и неосторожны­ми», офицер отделался дисциплинарными взысканиями. Поскольку было совершено самоубийство, то и гибель Николая Корнышева не прошла по графе «при исполнении обязанностей воинской службы». Армия по­старалась быстро забыть об этой трагедии, выполнив положенные в таких случаях по закону ритуалы.

Но не успокоилась мать, не успокоился Братский городской комитет солдатских, матерей, где, ознакомившись с делом Николая Корнышева, считают, что оно проведено не полно и виновные офицеры наказаны мягко. Однако, во время слушаний гражданского иска матери погиб­шего солдата, представители прокуратуры продолжали настаивать на том, что требования гражданских неправомерны. Дело по гражданскому иску матери было отложено ввиду того, что мать обратилась к Генеральному прокурору России с заявлением об отмене постановления о прекращении уго­ловного дела по факту гибели ее сына. Военная прокуратура отозвала дело для ознакомле­ния. И у убитой горем женщины появилась надежда, что расследование будет возобновлено, а с какими результатам - пока­жет время.

- Сына мне не вернуть, - с дрожью в голосе говорит Наталья Корнышева - Но я должна защитить своих младших.

- Вы уж сильно не порочьте армию, -сказал мне за пределами судебного заседа­ния один из прокурорских работников, отстаивавший официальную версию воинских властей о гибели Николая Корнышева.

- Значит, и у вас есть сомнение? - удивился я откровенности военного прокурора.

- Когда так гибнут молодые ребята, со­мнение есть всегда - сказал офицер и ушел.

И затеплилась надежда: а вдруг сердеч­ная боль матери найдет подтверждение в сухих документах томов уголовного дела по факту смерти ее сына Николая Корнышева, который ушел в наряд и не вернулся. Ведь там, где молчит закон, частенько начинает молчать и совесть.

Владимир МОНАХОВ,

«Восточно-Сибирская правда»

Проект «Общее Братское Обозрение»

 

PS. После публикации статьи дело вернули на доследование.