БЕСЕДЫ С НИКОЛАЕМ ВАСИЛЬЕВИЧЕМ ПЕРНАЕМ

Два вечера провела я в гостях у Николая Васильевича Перная. Но время, проведенное с интересным, разносторонним и глубоко мыслящим собеседником, обладающим к тому же огромнейшим житейским опытом, пролетает незаметно…  

Николай Васильевич имеет много званий и наград: Заслуженный учитель России, кандидат педагогических наук, отличник среднего специального образования СССР, отличник профтехобразования России, Почетный работник начального профессионального образования России, Ветеран труда, Кавалер ордена «Знак Почета». Он - автор и редактор шести научно-педагогических сборников, четырех книг и более 35 статей по научно-педагогической тематике.

В настоящее время Николай Васильевич выступает с лекциями перед учащимися и преподавателями учебных заведений города Братска (тематика лекций: серия «Русь вчера, сегодня, завтра», серия «Энергетика любви» и «Воспоминания ветерана Братска о первостроителях, о великих и славных делах Братского комсомола»). В последние годы ведет научное исследование по проблемам воспитания человека любящего на принципах педагогики любви. Автор и редактор шести научно-педагогических сборников, четырех книг и более 35 статей по научно-педагогической тематике.

Но, как очень точно назвал его Сергей Маслаков в одной из своих статей, прежде всего, Николай Васильевич – Человек Любящий: любящий свое дело, людей, жизнь во всех ее проявлениях. А еще он – человек трудящийся. Он не может не работать, не может не писать: пишет он и научную литературу, в которой делится своим огромным опытом педагога, и художественную прозу. Вот и поводом для нашей встречи стал выход в свет двух новых книг Николая Васильевича: «Этюды о природе Человека любящего» и сборник рассказов «Свежий ветер».

«Этюды…» представляют собой научные рассуждения о любви с точки зрения психологии, философии и педагогики. Предваряет их вступление автора, где он знакомит читателя со своей точкой о мире.

В этом труде дается обзор исследований о природе любви, основываясь на которых автор выдвигает оригинальную гипотезу о том, что любовь есть явление энергетическое, энергия любви является жизненной энергией человека, энергия любви у каждого человека по мере его развития может либо возрастать, либо угасать. Задача педагогики, которую автор называет педагогикой любви, –  развитие у человека энергии любви и воспитание его в духе Человека любви (Homo amoris). Педагогика любви – это Путь, который выбирают Учитель и Ученик. Опираясь на собственный богатый опыт, автор обосновывает концепции педагогики любви.

Одна из главных особенностей этой книги в том, что она является уникальной хрестоматией: каждая глава содержит в себе цитаты не одного десятка авторов разных времен и народов, высказывавших свое мнение о любви, ненависти и о природе человека. Достаточно сказать, что список изученных и использованных автором источников насчитывает 431 пункт.

Эта книга адресована педагогам, родителям и всем тем, кто находится на Пути самосовершенствования, кто ищет путь к Любви как основе жизни.

Вторая книга Николая Васильевича - сборник рассказов «Свежий ветер» - это, по сути, одна большая повесть, основанная на воспоминаниях автора, но в то же время – не совсем автобиографичная.  

Получив в первый вечер в подарок эту книгу, как ни поздно я вернулась домой, я не могла не начать ее читать. Конечно, всю книгу прочесть я не успела. И не только потому, что времени на это было мало. Она очень глубокая по своему смыслу: после прочтения каждого рассказа нельзя сразу переключиться на следующий, начинаешь думать, размышлять, представлять себя на месте героев… Именно такие книги я и люблю – которые затрагивают душу, заставляют работать мозг, теребят чувства, после которых ты хоть немного, но уже другой человек - лучше, даже мудрее, может быть…

И, наверное, именно поэтому уже после прочтения даже половины книги, у меня появилось много вопросов, которые я и задала автору.

- Николай Васильевич, насколько все-таки автобиографична Ваша книга?

- Она написана на основе автобиографичных каких-то вещей. Но, начиная с самого первого рассказа, там есть и художественные дополнения. Но что такое – автобиографичная? Меня учили в учебном заведении, что если ты пишешь мемуары, то должны быть только факты. Но если я вкладываю в уста матери какие-то слова, то – по прошествии более семидесяти лет – ясно, что я немного фантазирую. Большая часть описанного в сборнике – реальные события, но немного измененные. Допустим, в книге «Вернись в дом свой» герой – Николай Пернай, в этих рассказах – Павел Крестный (моя фамилия так и переводится с молдавского). В сборнике есть рассказ, где герой попадает в поселок Брусничный. Но задача моя была, в отличие от первой книги, – с одной стороны, рассказать подробности личной жизни героя, с другой – трудности постижения им служебных истин, основ педагогики. И если там какие-то примеры приводятся, то здесь я пишу о похожих вещах, но, во-первых, описываю их более подробно, а во-вторых, еще и обосновывая, почему это делалось и что из этого воспоследовало. И о любви я пишу здесь совершенно по-другому. После выхода книги «Вернись в дом свой» меня даже упрекали за то, что я вообще ни о семье, ни о любви в ней не написал, но я там и задачу ставил перед собой – написать о любви к работе. А в этом сборнике я пишу уже о любви к любви, о любви к женщине, которую зовут Люба. В моей новой, уже законченной практически книге, она умирает, но все это было, было. Правда, слова, которые написаны в книге, немного отличаются от слов, которые говорились на самом деле. Некоторые герои в книге представлены чуть-чуть по-другому, например, некий трудовик в Брусничном Костин. Я написал в книге, что он отличался огромной силой, а потом вспомнил, что в другом рассказе у меня уже есть герой, обладающий такой силой. А так быть не должно, и поэтому я переделал это в рассказе в электронном варианте. Но в книге вышло так, как было изначально написано. В сборнике отличаются от реальности мелкие детали, и события выстраиваются немного в другой последовательности, чем происходили в жизни. Мой герой Павел знакомится с Любой в 61-м году, поехав в Сухуми с другом (был у меня такой друг на самом деле), а в жизни события немного по-другому развивались. И в следующем рассказе – «Свежий ветер», по названию которого и названа книга, тоже есть Люба, и она потом перекочевала и в повесть, вместе с Павлом. Я пишу от первого лица – мне так больше нравится, мне кажется, что это более доверительно, и лучше читается, и даже когда ты «грехи мира» на себя берешь, все равно оно лучше читается: и ты мучаешься, и тебе сочувствуют, и тебя лучше понимают.

 «Я вошел в лесополосу. Было прохладно и свежо. Здесь было полно живности: воробьи шумными стайками суетились то в одном, то в другом месте. На меня они не обращали никакого внимания, впрочем, как и я на них. Но вдруг над моей головой послышалось хлопанье крыльев и что-то яркое и большое быстро пролетело вперед. Бегом, не прячась, я проскочил мимо густого кустарника и увидел на невысокой пушистой сосёнке большую птицу, которая сидела на верхней ветке. У неё была маленькая головка цвета бледного яичного желтка с высоким хохолком и такая же грудка, а крылья и хвост переливались цветами радуги, от буровато-красного до индиго. Ничего похожего я никогда не видел – птица райская, да и только. Она почему-то не сидела спокойно, а постоянно теребила лапками ветку, вздергивала крылья и издавала довольно неприятные звуки. Я подошел к ней шагов на двадцать, и она, сильно хлопая многоцветными крыльями, взлетела и полетела дальше с теми же странными звуками. Я опять подходил к ней, и она опять улетала. О чем она кричала? Крики были резкие, отрывистые, скрипучие, совсем не соответствующие её красоте.

Нужно было остановиться и оставить птицу в покое. Но я никак не мог понять, что за существо явилось мне. Да и азарт какой-то проснулся. Что ж она не улетает насовсем? Подальше? Вон, вороны улетели и не видать их. Дразнится она, что ли?

И в один из моментов, не совсем понимая, что и зачем, следуя какому-то невнятному посылу – сейчас я ей всыплю! – вскинул свой самопал.

И – выстрелил.

Тут же что-то ударило: не надо было!»

- Про грехи. История с самострелом и птицей – реальная?

- Абсолютно! Причем здесь все, до последнего, реальное. Я до сих пор не знаю, как называется эта птица. Это на самом деле было в жизни, но Леню звали не Леня, а по-другому, и все описанные в этом рассказе события происходили на самом деле, но не в той последовательности. И это я убил птицу, и это было единственное в жизни мое убийство живого существа, и с тех пор я никогда в жизни ни в кого не стрелял. В жизни там было продолжение этой истории. Я очень долго делал этот самопал, и он получился как немецкий автомат – я приспособил две ручки к этому австрийскому стволу. И я на самом деле утопил его в выгребной яме, хотя стрелял в птицу на самом деле я из ружья, ног утопил самопал в связи с этой птицей. Мой отец, фронтовик, купил одностволку, чтобы осенью ходить на зайцев и на лис, и она висела в хате. Я взял его и патрон и пошел. А самопал я утопил еще и в связи с другими событиями. Помимо того, что женщины ругались из-за него, как и описано в рассказе, мы ходили с ним и просто по мишеням стреляли, и однажды на шоссе я выстрелил из него в дорожный знак. А дорожные знаки тогда делались из стали, достаточно толстой, около 2,5 мм. Я зарядил свой самопал куском болта, и шагов с 15-ти прострелил этот знак. И после этого я призадумался, куда можно попасть – это же не дай Боже! И сразу после этого я его и утопил. Но у меня был тогда младший брат лет 13-14-ти, Валентин, очень ушлый пацан, хитрющий. И по прошествии какого-то времени, он рассказывал, что почти год спустя, когда я куда-то уезжал, он при помощи крюков вытащил его и снова стал из него стрелять. Но убийство птицы на самом деле было для шоком. Потом, когда мы стреляли в школе, и когда я уже учителем работал, у меня были две «мелкашки» - маленькая тозовка охотничья и спортивная винтовка. И я всегда, когда шел в лес, брал винтовку, но стрелял по шишкам и прочему, и никогда – по птицам и живым мишеням. А тогда… Я тогда уже хорошо стрелял. Я прицелился и выстрелил, она упала. Я подбежал – у меня шок.

- Я поняла, читая рассказ, что для Вас самого этот выстрел был полной неожиданностью…

- Да. Потому что я ходил и стрелял из этого ружья, но не по птицам – какие в Молдавии птицы? Кроме горлиц, в то время и голубей-то диких не было. Когда я пастушил, мне попадались лисы и зайцы. За ними-то я и пошел, в общем-то. А тут эта птица. Сама маленькая, а хвост и крылья – огромные, и вся разноцветная. И я на самом деле заплакал от того, что сделал. Зачем? Она летела себе и летела, а я… Но была еще одна убитая в моей жизни птица, правда, не мной и не из ружья – эта история описана в рассказе «Ворона».

«Но нам всё-таки повезло. Мы увидели на ветке старой яблони ворону. Она взмахивала крыльями и время от времени каркала, видимо, переговариваясь с подругой, которая сидела на другом дереве. Саша прицелился и выстрелил. К нашему удивлению, ворона камнем полетела на землю. Мы схватили добычу и побежали домой.

        Баба Маня, увидев нас с вороной, закричала:

        - Зачем вы убили птицу?

        - Хотим есть, – сказал я.

        - Ворон никто не ест.

        - А мы будем.

        Пришлось бабушке возиться с вороной: ошпаривать в кипятке, ощипывать, варить. На всё ушло часа три.

        После варки мясо старой птицы стало розовато-серым, а когда мы с братом попробовали, оказалось приторно-сладким и несъедобным. Но – голод не тётка – есть очень хотелось, и мы сначала съели всё, что казалось мясом, а потом сжевали и кости. Ничего не осталось. Всё съели.

        Был конец января. Ещё только – января!

Самые голодные месяцы были впереди. До появления зелени крапивы, щавеля, лебеды, из которых можно было варить супы, оставалось больше двух месяцев».

- В книге написано, что Ваш отец ничего не рассказывал о своей жизни на войне. Это на самом деле так было? И на самом деле всего несколько лет назад Ваш сын нашел в интернете информацию о подвиге Вашего отца?

- Да, все было именно так, как описано в одном из рассказов. И в книге текст абсолютно такой же, как в интернете за подписью Баранова, изменена только фамилия – Крестный вместо Пернай. Отец долго был на войне. Я хочу написать об этом рассказ, но пока не придумал, как именно это сделать. С войны люди приходят не то, что чужими… Я вспоминаю, но пока не могу описать. На самом деле он очень интересный человек был. О том, что он был пулеметчик и герой – я и знал не знал, пока сын не нашел этого. Собираясь с другими фронтовиками, они не говорили о боях, они рассказывали друг другу какие-то байки. И никогда – о каких-то тяготах… И поэтому я не могу пока о нем написать. Он пришел с войны в 46-м, и для меня, конечно, он был чужой, во-первых, а во-вторых, в семье главным-то был я! Старшим был дедушка, конечно, а так – главным был я. И тут вдруг появляется он, и не только командует – он хочет быть везде любимым, вот в чем дело! А любимый-то – я! Вот какая штука… Но, думая о рассказе, я не могу пока найти тональность, в которой можно об этом написать – как происходила эта метаморфоза. Он был молодой очень красивый и физически очень сильный. А я-то классе в 9-м начал «железо» таскать, и он все время надо мной издевался. А почему? Я потом понял, что потому, что любимцем-то я был… Уже потом, когда я закончил университет, он понял, что я на самом деле что-то собой представляю, и даже ко мне в университет приезжал, на Ленинские Горы – можешь себе представить? Мужик в тулупе, с чемоданом за спиной, с торбой через плечо, а в мешке-торбе – баран. А в Ленинских Горах по тем временам такая роскошь была – неописуемая! Комнаты из двух секций, с эстонской мебелью, - жить там было великолепно! И вот он там появляется. Как он через вахту прошел – я не знаю! Там же был очень строгий пропускной режим! Он потом и ночевал у меня две ночи – к кроватям были приставные диванчики. И даже когда я в Наратае работал (как об этом написать – я пока не знаю…), в первый мой год работы, еще до затопления моря, вдруг на перемене бегут ко мне дети: Николай Васильевич, к Вам папа приехал!». Зима, холод собачий - февраль-месяц, он на такси через Ангару переправился, и опять с баранами, с вином, и опять с этим чемоданом… Тогда еще где-то возле Большеокинска была переправа – он на такси! И потом, когда я уже женился, он каждый год, а то и дважды в год, обязательно ко мне приезжал. Вот такой был человек. А что такое эта любовь? Вернусь в прошлое – в год 48-ой. Мне тогда было восемь лет. Еще неоштукатуренный дом был. Построить его уже построили из лампача (в книге описано, что это), мы сидим семьей за столом. И среди шуток он что-то в мой адрес сказал – какую-то шутку. Я уже и не помню, что именно, но мне тогда показалось обидным. А из Германии он привез всего-навсего две шелковых сорочки, костюм, который ему там немец один сшил (потом в этом костюме я поступал в МГУ – отец его перелицевал и перешил специально для меня), четыре алюминиевых колеса (не знаю даже – зачем) и две ложки: одна – длинная, а другая похожа на маленький черпачок. Эту ложку он мне и подарил, и этой ложкой я ему в лоб и заехал после его шутки. Грянул такая буря! А он же еще и трижды контуженный! Он озверел мгновенно! Я думал, он меня тут же сразу убьет, а сам сижу, как будто так и надо. Он меня за уши схватил – мать еле отбила, у меня кровь уже пошла – уши отрываться начали. Вот так – столкнулись две личности: личность, которую любили, и личность, которая претендовала на любовь… Но вот его шуточки я не терпел: «Ты на кого тут?». Вот этого всего в сборнике, конечно, не хватает…

«А у меня начиналось самое интересное: я доставал завернутую в газету книжку Даниеля Дефо «Робинзон Крузо» и уже через несколько мгновений оказывался далеко-далеко – на необитаемом острове, затерянном в далеком океане. Вместе с Робинзоном я спасался от опасностей, строил укрытие от дождя и холода, искал съедобные плоды, ловил диких коз, обустраивал хижину. Это было время, когда я ступал на земли островов и материков, описанных великими фантазерами и романтиками Жюлем Верном, Фенимором Купером, Джонатаном Свифтом, Марком Твеном, Джеком Лондоном, Аркадием Гайдаром, Владимиром Обручевым, Иваном Ефремовым. Оказавшись странником в неведомых  мирах, я не хотел, точнее, уже не мог, расстаться с этими мирами. Я стал читателем детской и взрослой городских библиотек, записался даже в библиотеки Дома учителя и Дома офицеров. Достать интересную книгу было не так-то просто, но я доставал. Читая книги, я не просто фантазировал, а знал, что, помимо окружающего, обычного скучного мира, есть полный опасностей, интересный мир, населенный сильными и добрыми людьми, и стоит немного постараться, и обычный мир сможет стать таким же интересным и богатым.

В то время я еще не догадывался, что на самом деле реальный мир намного богаче, чем книжный: всё зависит от того, как на него смотреть и кто ты, смотрящий.

Отец, увидев как-то меня с книжкой, стал подсмеиваться надо мной: «Какой толк в книжках! Там одна брехня». Мать молчала, но однажды я слышал, как она сказала отцу: «А может наш Павлик через книжки выучится на учителя? Или станет пресвитером в нашей церкви?» Вот, о чем, оказывается, тайно мечтала моя неграмотная мама. Но отец стоял на своем: «Нет, то, что он читает, брехня».

Ольга Артюхова.

Продолжение