АНГАРСКАЯ ДЕРЕВНЯ: РОЖДЕНИЕ

Старший научный сотрудник МБУК «Братский городской объединенный музей истории освоения Ангары» Галина Михайловна Штеле стояла у истоков рождения братской легенды и жемчужины – музея под открытым небом «Ангарская деревня». Сегодня музей, заведующей которым она была много лет, стал излюбленным местом братчан и туристов, сюда приезжают молодожены и гости города, здесь весело и с размахом проводятся многие городские праздники. Но рождение Ангарской деревни было трудным и долгим – многое пришлось преодолеть, многое пережить, прежде чем на берегу Братского моря появился уникальный памятник нашей великой ангарской истории…

В Братск Галина Михайловна приехала из Канска в 71-ом году вместе с мужем, который ехал сюда на строительство «Орбиты», и двумя детьми. Будучи преподавателем истории и обществоведения, она хотела работать в школе и учить детей, но ее ждала судьбоносная встреча с Октябрем Леоновым, который пригласил ее стать сотрудником Общества охраны памятников. Первой ее обязанностью в обществе был сбор взносов – для этого приходилось ходить по предприятиям города – и реализация значков в школах. А потом она заразилась идеей строительства музея под открытым небом.

- Когда я впервые поехала в экспедицию и увидела глухие деревни под Канском, я просто поражена была, какие низенькие дома, какие редкие заплоты, - вспоминает Галина Михайловна. - А здесь – и заборы под стать сибирскому лесу, и рубка мощная – до сорока сантиметров в диаметре! Некоторые историки объясняют это тем, что здесь было много беглых и каторжных, которые прятались за мощными стенами и высокими заборами, и тем, что людям надо было прятаться от таежного грозного зверья. А потом были другие дома, и каждый – особенный, среди них запомнился дом Дубынина, повторившего подвиг Матросова. И все – я заболела этой работой. Даже детей оставляла надолго ради этой работы, уезжая в экспедиции и командировки. Иногда приходилось их брать с собой, и им это очень нравилось. Но они не загорелись этой работой, и трудятся совсем в других сферах.

- Как рождалась Ангарская деревня?

- Идея создания музея «Ангарская деревня» принадлежала главному инженеру Братской ГЭС  Юрию Гумбургу, и он тогда в газете «Красное знамя» напечатал статью о том, что надо бы в Братске построить музей истории освоения Ангары. Он считал, что перед затоплением ложа Братского водохранилища надо сохранить историю. Тогда, в 70-е годы, музеи под открытым небом во множестве строились и у нас, и за рубежом, потому что в таком музее можно показать не только архитектуру, но и этнографию. И я помню, даже один раз ходила к Наймушину – я тогда работала в обществе охраны памятников с Октябрем Леоновым. Именно Октябрь Михайлович 10 лет своей жизни отдал идее создания «Ангарской деревни». Так трудно эта идея пробивалась! Столько писалось бумаг! Потом Наймушин погиб, а он обещал баснословные по тем временам деньги на создание музея, хотя всегда, когда идут такие стройки, выделяют деньги на спасение памятников. Изначально была мысль перенести и сохранить только башню Братского острога, и в ней сделать экспозицию – в «Братскгэсстрое» даже составили список из 40 предметов, которые должны были войти в эту экспозицию. Я пришла работать к Октябрю Михайловичу в 72 году, когда Общество охраны памятников в Братске только создалось, и мы обмеряли весь мыс Пурсей, потому что сначала планировали создать музей там. Но потом Октябрь Леонов пригласил специалистов, в том числе Александра Ополовникова – создателя музея Кижи и архитектора Ковалева, который впоследствии написал книгу «Гигант на Ангаре», и было решено, что на мысе места для создания «Ангарской деревни» мало.  Обществу охраны памятников было поручено вывозить памятники, и Октябрь Леонов горел этой идеей, а глядя на него, загорелись этим и мы – работавшие в то время с ним. Ополовников нам тогда рассказывал и показывал, чем важен тот или иной памятник – детали, планировка, отделка, безгвоздевые крыши, рубка «в лапу» и другие.

- Я слышала, что воплощению этой идеи постоянно мешали какие-то бюрократические проволочки…

- Генплан деревни составляла авторская группа, в которую входили и Александр Ополовников, и братский архитектор Борис Чуласов. Под их руководством мы разбирали то, что нужно было сохранить, причем тогда каждая организация давала своих рабочих нам в помощь. Так мы разобрали семь усадеб, привезли их на баржах в Братск и складировали на территории гидротехотряда за КБЖБ. Рядом был леспромхоз, и однажды, во время субботника, проводимого там, искры занесло на наши склады… А у нас все уже промаркировано было, были составлены тома с документацией… И после этого очень долго нас тормозил Иркутск – никак не давал согласия. Мы работали на опережение, потому что в 74 году водохранилище заполнялось, и тогда же на Братском водохранилище сгорели памятники и все церкви, и даже когда мы в Шаманке грузили здание, с другого конца деревни уже поджигали дома: море принимали по квадратам. У нас было собрано уже множество памятников, Леонов каждый день писал горы писем с просьбой решить вопрос с отводом участка под музей, и Ополовников давал заключения, но мы никак не могли получить разрешение. Только в 75-ом году в Иркутске было принято решение, и лишь в 79-ом году был впервые издан указ о строительстве в Братске музея под открытым небом, а к этому времени памятники частично уже сгорели, осталось совсем мало. Но была документация – книги с чертежами и обмерами, как этого требует реставрация, на все здания: на каждый амбар, на каждые ворота, на заборы… К нам приезжала московская комиссия, и она сочла нецелесообразным строить музей на мысе Пурсей, так как там мало места. Территорию выбирали с вертолета, и нашли самое подходящее место – именно там сегодня располагается Ангарская деревня – это был единственный свободный мыс. Рядом была военная часть, но я же ее и выжила – сама даже в Читу ездила и согласовывала с руководством Забайкальского военного округа нашу территорию, ударяя на то, что она одобрена министерской комиссией, и они оставили соседний мыс. Потом стали валить лес. Я тогда работала еще в Октябрем Леоновым, и научный сотрудник музея Наталья Луканкина занималась строительством, в том числе дороги. Я начала свою жизнь в этой деревне с того, что заблудилась рядом с ней. Валка леса и строительство шло очень медленно. Такая радость была после получения указа, а строить нечего…

- Откуда привезли первые дома?

- Самый первый дом привезли из старой Анзебы по точным чертежам и обмерам – первая усадьба Скрипова у нас один к одному. Наталья Луканкина вывезла два памятника. А потом снова была комиссия – строить не из чего. А потом у нас появился другой архитектор, и было принято решение открыть для себя Чунский, Киренский и Жигаловский районы – чтобы там найти копии того, что у нас сгорело. В то время я уже была заведующей музеем, и у меня уже были карты в руках. В Чунском районе нашли дом, который сейчас стоит в третьей усадьбе, на Лене нашли дом, потом в Жигалово нашли мельницу. В итоге привезли полностью три усадьбы, и что успели сделать в те годы, то и стоит. Сейчас наша деревня пользуется большим интересом и спросом. Жаль, что не сохранились брошюрки, в которых было написано, что наша деревня сделана правильно, и даже лучше, чем иркутская, хоть там музей и богаче. Мы и сдали деревню на оценку хорошо, а такая оценка редко ставится подобным музеям.

- А много памятников осталось на дне Братского водохранилища?

- Конечно! Все затопленные деревни – это сплошные памятники, потому что сюда переселялись крестьяне из северных областей европейской части России, и принципы рубки все были наглядными. И здесь не было влияния татаро-монгол, ничего не сгорало, все было сохранено. И даже если сейчас поехать по тракту, мы увидим уже совершенно другие дома. Дома-памятники можно было найти только по берегам Ангары, где селились переселенцы. Причем место они выбирали с помощью коров: где коровы лягут на отдых, там и быть деревне.

- Тяжело давались экспедиции?

- Я все здоровье потеряла в экспедициях – это же неделями и месяцами в мужских коллективах, в спальном мешке, по зимнику на Лене и до Чуны – потому что в летнее время там дорог не было… Но это оправдывалось тем чувством счастья, когда мы везли в Братск разобранные памятники – именно так мы привезли церковь, мельницу, кузницу. Все везли издалека – поблизости уже ничего не было, особенно после того, как наполнилось Усть-Илимское водохранилище. И в Братске, и там все ценное ушло на дно. Мы старались спасти как можно больше: днем работали с бригадой, маркировали пачки, а вечером ходили по деревням, которые стояли уже пустые, искали по подвалам, по чердакам… Но зато мы один раз привезли сразу две с половиной тысячи предметов.  И люди, зная о строительстве музея, приносили нам экспонаты.

- Что включал в себя генплан музея?

- Там были запланированы и отели, и гостиницы, и различные мастерские, мы хотели сделать гончарню, кузницу и небольшой заводик сувениров – территории для этого достаточно. Но сейчас финансирование все меньше и меньше… Даже мельницу до сих пор нет возможности собрать, которую еще я привезла из Жигаловского района – нет ни финансирования, ни энтузиастов. Мне в то время было легче работать, чем сегодняшнему директору: нам помогали предприятия и организации города всем, чем могли - и людьми, и техникой.

Ольга Артюхова